— Ну что ты носишься со своей тайгой!? Валяешься у костра, ешь всякую всячину!

— Почему ты так плохо судишь о тайге?! — возмущался я.

— Захолустные станции, деревни, тайга — эти места не для меня. Люблю ездить в Киев, Ленинград, Харьков... Ресторан, гостиница, ванна, душ... Люблю я эту жизнь! А тайга... — он брезгливо морщился.

— Как мало тебе надо,— качал я головой.

Да, судьба иногда награждает нас такими спутниками.

В далекие поездки спутников надо подбирать тщательно, выбирать таких, которые неоднократно проверены в любых условиях. Если человек зарекомендовал себя так, что в трудную минуту жизни на него нельзя положиться, с таким лучше не иметь дела.

А в тайге бывает много трудных минут! Там, как нигде, нужна товарищеская спайка и выручка. Плох тот спутник, о котором говорят, что с ним нельзя оказаться вдвоем на необитаемом острове. Хуже славы быть не может!

Это отступление я должен был сделать для любителей путешествий. Если в туристской группе окажется такой человек, о каком я рассказывал выше, надо сделать все возможное, чтобы избавиться от него. Иначе путешествие будет отравлено.

Быстро пролетело несколько дней. Мне полюбились геологи, эти люди, собравшиеся здесь из разных мест страны. Мне нравилось, что, покинув насиженные места, они каждое лето едут в таежную глушь.

Перед прощанием я заполнил свою записную книжку адресами: московским, подмосковным, красноярским, ленинградским, муромским...

Владимир Цветков и Виктор Макаров стали готовить лодку к обратному рейсу. Недолгое дружеское прощание — и быстрая Чамба уносит нас от базы геологов. С бугра нам вслед машут руками обитатели крохотного таежного поселка. Крутой поворот реки с глухим лесом на берегах скрывает их от нас. Мы плывем среди молчаливых зеленых стен, углубляясь все дальше в тайгу.

Чамба, один из многочисленных правых притоков Подкаменной Тунгуски, берет свое начало в глубинах тунгусской тайги, в глухих местах, которые у эвенков испокон веков считаются богатыми охотничьими угодьями.

В верховьях Чамбы есть несколько опасных для плавания порогов. Но и в среднем течении река не менее труднопроходима. Нам предстояло пройти один из мощных порогов, называемый Большим.

Между прочим, на многих реках Сибири есть свой Большой порог. Есть такой на Енисее, на Нижней и Подкаменной Тунгуске и на их многочисленных притоках.

В первый день нашего плавания мы то неслись в узких и быстрых протоках, то попадали на тихие, широко разлившиеся плесы. Тайга стеной сопровождала нас всю дорогу. Солнце село за ее зеленый частокол, и оранжевый диск иногда мелькал между стволами, то ослепляя нас своими лучами, то погружая в темноту.

Было что-то сказочное в этом вечернем пейзаже: темные фантастические силуэты деревьев на фоне огненного диска, бурелом и темная чаща по берегам...

— Красотища-то какая! — взглянув на меня, сказал Владимир Цветков.

Я вынул из ящика кинокамеру и стал снимать с лодки вечернюю тайгу с заходящим солнцем.

Позже, на киностудии, меня хвалили за эти кадры. Но дело было совсем не во мне. Таежная природа так прекрасна, что заснять ее плохо было просто невозможно...

...Мы плыли по тихому, широкому плесу. Вода в реке как будто стояла. У берегов росли кувшинки и белые водяные лилии. Это озерное затишье казалось подозрительным.

— Почему вода не течет? — спросил я Цветкова.

— А это перед Большим порогом ее прудит. Своего рода естественная плотина, — ответил он.

До наступления темноты мы успели приплыть к порогу. Форсировать его в сумерках мы не решились и устроили лагерь для ночлега на луговом берегу против скал.

Район Большого порога — самый красивый участок на Чамбе. Здесь отроги хребта близко подходят к реке и, сжимая ее, образуют узкое русло с нагромождениями многочисленных камней. Река бешено устремляется в это русло, шумит и пенится. Весной вода здесь, говорят, клокочет и бросается на прибрежные скалы.

Теперь мне было понятно, почему выше порога много таких плесов.

Между прочим, здесь, на Большом пороге, однажды чуть не утонул Кулик. Когда переводили лодки через порог, одна из них, в которой сидел ученый, перевернулась. Кулика спасла счастливая случайность — он зацепился ногой за причальную веревку лодки. Этот момент был заснят на кинопленку кинооператором Струковым, путешествовавшим вместе с Куликом.

Кстати, Струков оставил истории уникальные съемки второй метеоритной экспедиции 1928 года. Он заснял тяжелые таежные переходы Кулика по рекам Чамбе и Хушме. Заснял первые домики заимки у подножия горы Стойковича и работы по осушению Сусловской воронки. Теперь эти исторические кинодокументы хранятся в Комитете по метеоритам Академии наук СССР.

Мы развели костер. Что бы такое приготовить на ужин? Консервированные продукты были отвергнуты единодушно.

— К черту тушенку! — сказал Володя. — Она у меня стоит вот здесь, — он провел ладонью по горлу.

— Завалить бы сейчас глухаря! — мечтательно произнес Виктор.

— Есть выход из положения!

— Какой?

— Предлагаю шашлыки по-эвенкийски!

Это означало, что надо наловить рыбы. Мы направились со спиннингами под порог, и через каких-нибудь полчаса у костра лежали хариусы, щуки и окуни.

Мне на блесну почему-то попадались только крупные горбатые красавцы окуни. Им я и отдал предпочтение у костра.

Мы выбирали каждый по рыбине, солили ее, насаживали на вертел и втыкали его в землю перед огнем. Из пекущейся рыбы сочился сок, дым костра придавал ей необъяснимо приятный вкус и запах. Это и был шашлык по-эвенкийски.

Каждый из нас мог одолеть только по одной рыбине. Запив рыбу крепким чаем, довольные ужином, мы легли спать.

На другой день наша лодка, которой управлял Володя, лихо проскочила порог, лишь несколько раз ударившись о подводные камни.

— Это по течению легко проходить порог, а вверх куда сложнее по нему пробираться! — сказал Виктор.

— Жаль, вы не ехали с нами из Ванавары! Нам здесь пришлось изрядно помолотить винтом воду! — добавил Цветков.

Я оглянулся на бушующие валы на пороге. Да, трудно, наверно, преодолеть их бешеный напор! Разбушевавшаяся вода может в два счета залить лодку.

Под порогом Чамба стала более стремительной, чаще стали попадаться перекаты, мели и небольшие порожки. Нам приходилось больше протаскивать наш караван по мелям, чем плыть. Тянешь изо всех сил лодку по мели, и вдруг нога обрывается в яму, в которой воды по пояс. Преодолев одну мель, забираемся в лодки, выливаем из сапог воду. Но недолго длится блаженство: впереди снова мель, нужно опять лезть в реку. Несколько таких сцен я заснял на кинопленку.

Ближе к устью Чамба стала полноводнее. Мы спокойно плыли по реке, наблюдая картинки таежной природы. Стали появляться выводки уток. Через реку то и дело перелетали едва научившиеся летать молодые рябчики. Иногда с берега с шумом поднимался застигнутый врасплох глухарь. Вслед ему раздавались беспорядочные выстрелы.

— Пока не добудем мяса на ужин, на ночевку не остановимся! — сказал Цветков.

Впереди нас, хлопая крыльями по воде, мчались молодые, но уже крупные крохали. Когда мы настигали выводок, мать-крохалиха взлетала, а птенцы скрывались под водой и выныривали далеко от наших лодок.

Хариус

Проплыли устье речки Макикты, вдоль которой шла наша метеоритная экспедиция. Десятью километрами ниже ее я узнал знакомые берега: здесь экспедиция свернула с Чамбы на Макикту.

Вечерело. Второй день нашего пути был на исходе. Владимир Цветков неожиданно выключил мотор, схватил ружье.

— В чем дело?

— Глухарина! — шепотом проговорил он.

Впереди на склоненной к воде лиственнице мы увидели большую черную птицу. Остальные тоже схватились за ружья. Лодки медленно и бесшумно приближались к глухарю. Вытянув длинную шею, он следил за нами. Еще мгновение — и птица улетит...